поимки Филина губернатор А.Л.Львов (1801—1802) был вынужден высылать воинскую команду. Ещё в 1838 году по Борисоглебскому уезду губернии свободно «гуляли» 40 разбойничьих шаек. В одном только 1800 году в губернии было поймано 709 беглых крестьян.

Нельзя сказать, что с «воровством» не боролись.

При Анне Иоановне тоже пытались бороться с разбойниками, но эти попытки обходились местному населению боком. В Тамбовскую провинцию для этих целей послали Ребриковский полк и донских казаков, которые, наряду с преследованием разбойников, «делали озорничества, ознобляли народ на морозе и забивали многих на смерть плетьми и саблями». Истязуемых привязывали к столбам и оставляли их висеть по целым дням.

Ещё в 1780 году генерал-губернатор Р.И.Воронцов обращал на эту проблему внимание тамбовского губернатора А.И.Салтыкова:

«Как до сведения моего дошло, что ежегодно по наступлении весны по реке Мокше бывают воровские партии, то прошу ваше превосходительство тех округ к капитанам-исправникам послать указы и велеть для искоренения …злодеев… учредить из ближайших селений пикеты, а равно иметь для поиску оных разъезжие лодки».

Через шесть дней до сведения Воронцова дошли новые сведения, и Салтыков получил ещё один приказ обратить внимание на «воровские партии» в районе Шацка и Морши и выслать туда воинские команды, в частности, дотошный генерал-губернатор рекомендовал губернатору искать разбойников на пасеках и «в избах, где гнут ободья», т.е. дуги, заготовки для колёс и саней.

Как пишет Дубасов в указанных районах началась регулярная партизанская война. Пикеты из крестьян с приданными им солдатами вступали с разбойниками в настоящие пешие и конные бои с применением холодного и огнестрельного оружия. Многие тамбовские разбойники «оперировали» по рекам, передвигаясь, как указывалось выше, на лодках. Их шайки, как правило, насчитывали до 100 человек, в сёлах и городах они имели свои «опорные пункты» и своих людей, а потому действовали наверняка.

Дубасов описывает один из разбойничьих рейдов, совершённых в Тамбовской провинции весной 1735 года. Разбойники подплыли на лодках к селу Фроловскому рано утром и застали село врасплох. Они схватили местного священника и приволокли его к атаману.

– Как ты смел являться ко мне с пустыми руками? – закричал на священника атаман. – Ступай домой и поскорей неси дорогим гостям хлеба, соли и яиц.

Священник побежал домой за провизией, в то время как согнанные на берег реки жители Фроловского отсчитывали разбойникам деньги. Атаман оказался настоящим «христианином»: смягчившись от полученной дани, он пожертвовал церкви пригоршню серебряных монет и шёлковую женскую юбку на епитрахиль, а медной мелочью стал осыпать народ.

Отдохнув и насытившись, разбойники в полдень отплыли. На прощанье атаман оставил послание на имя шацкого воеводы Любимова: «Что не ловишь меня? А со мной 80 человек, и сие письмо писал я, атаман, для оправдания крестьян, дабы им не разориться. А были мы у села Фроловского с полдня, только пообедали».

Разбойники отплыли в село Сасово, «посетили» село Агламазово и Черниев монастырь. По пути моршанские «робин-гуды» ограбили таможню, разбили кабак, вылили на землю все алкогольные запасы, а кабатчика убили. В Агламазово разбойники заставили местного священника освятить их лодки. При водосвятии они чинно подходили к тарелочке и клали туда по копеечке. В Черниевом монастыре они, к всеобщему удивлению, никого и ничего не тронули – только взломали монастырскую кружку с деньгами.

Далее атаман повёл свою шайку на имение помещика Тюменева, который со своим семейством и дворовыми успел скрыться в лесу. Когда они начали грабить имение, их настигла воинская команд, взявшая в плен атамана Шустова. В Шацке Шустова подвергли розыску, т.е. пыткам, и бывший атаман «с того розыску… во всём повинился». Но шайка, лишившись атамана, не унывала и без него и продолжала «гулять» по округе. Вскоре она «с огненным оружием, палашами, кистенями и бердышами» напала на Вышенскую пристань, ограбила её и несколько дней пировала.

В 1753 году в Шацком уезде была разгромлена шайка, в которой атаманом был поп Андрей Андреев, а «есаулом» – его сын Василий. И Андреевы были не исключением – в шацких лесах «орудовали» несколько шаек, возглавляемых дьячками и попами. В 1764 году жители деревни Сосновка подали в Шацкую провинциальную канцелярию заявление следующего содержания: «Поп наш с братом и детьми почасту неведомо куда от дому своего отъезжает и с неведомыми людьми, ночным временем возвращаясь, пьянствует весьма безобразно».

В шацкой же провинции «работал» разбойником прапорщик Кареев, разграбивший поместья трёх помещиков и оставивший после этого нескольких убитых. Его пытались поймать, против него высылались воинские команды, но «он чинился тем командам весьма противен, и… была в поимке воров крайняя остановка». Помещик Самсонов в это время «специализировался» на грабежах купеческих и казённых судов, забивая их пассажиров плетьми и палками. На разбойный промысел выходили и дамы, как, например, помещица Кадомского уезда унтер-офицерша и княгиня Мария Алексеевна Енгалычева. Княгиня зимой 1744 года организовала нападение на дворовых людей кондуктора инженерного корпуса Савельева, ограбила и забила большинство их насмерть. Енгалычева разбойничала безнаказанно несколько лет. Власти знали об этом, но ничего с ней поделать не могли. А Кадомский уезд стал вообще известен «подвигами» своих помещиц.

В 1760 году разбойничьих шаек в Тамбовском наместничестве стало столько, что стало опасно выезжать за пределы городов. Местные Робин Гуды контролировали все дороги и пути и беспощадно грабили и убивали купцов, дворян и прочих зажиточных людей. Губернский сыщик Ададуров, в распоряжении которого имелась небольшой гарнизон, вызвал из Хопёрской крепости на помощь казачий отряд под начальством капитана Бутенева и двинул его на Ценский лес, кишевший разбойниками. Произошло настоящее сражение, в котором гарнизонная команда Бутенева, состоявшая из старых и дряхлых солдат-инвалидов, потерпела поражение. Сам Бутенев, капрал и несколько солдат были убиты.

Местные воеводы пытались привлечь к борьбе с разбойниками офицеров-отпускников, но большого желания потратить отпуск на поимку неуловимых «кудеяров» и «тяпкиных» у них не возникало.

Когда к троицкому воеводе из села прискакал нарочный с известием о том, что в селе Кимляй орудуют 20 разбойников, воевода только развёл руками: у его команды не было ни ружей, ни шпаг. Боеспособные части русской армии всегда находились на каком-нибудь театре военных действий на периферии империи. В центре страны располагались немногочисленные гарнизоны, состоявшие исключительно из старых солдат и солдат-инвалидов. Вспомним «Капитанскую дочку» А.С.Пушкина и крепость в Оренбургской губернии, в которую был направлен дворянский недоросль Гринёв.

Гарнизонные старички со страхом выезжали в походы на разбойников: многие из них считали, что разбойники заговорены и от пули, и от сабли и что бороться с ним не имело смысла. Они верили в рассказы о том, как пойманные разбойники рисовали на стенах камеры мелом двери и свободно возвращались на волю.

Пик разбойничьего промысла пал на время пугачёвщины. Разбойным духом, согласно Дубасову, были проникнуты целые деревни.

Разбойники орудовали и на Кавказе. Эриванский вице-губернатор (1861—1865), а потом и исполнявший обязанности губернатора Василий Афанасьевич Дзюбенко пишет об одном армянском разбойнике по кличке Кочо. Разбойными грабежами он наводил ужас на всю губернию, а под страхом за жизнь свою никто и не помышлял о его поимке, а многие жители оказывали ему содействие и давали приют. Однажды после грабежа двух армян в 1861 году Дзюбенко послал по свежим следам конный отряд, но пока военные его искал по губернии, Кочо на хорошем арабском скакуне появился в Эривани. Он до того был уверен в своей безопасности, что на главной площади города устроил для прохожих цирк, демонстрируя разные кунштюки со своим скакуном.

Дзюбенко вызвал к себе одного полицейского офицера из мусульман и приказал ему живым или мёртвым доставить Кочо. Несколько поразмыслив о смысле жизни, полицейский согласился выполнить приказ и, взяв собой приличное количество всадников, явился на площадь. Естественно, Кочо и след простыл, но полицейский, вычислив наиболее вероятный путь отступления разбойника, бросил отряд ему наперерез. Он выставил засаду и стал ждать. И Кочо некоторое время спустя появился перед засадой. Он нисколько не смутился и бросился на полицейских, размахивая шашкой. Раздался залп, потом другой, и Кочо свалился с коня.

Труп разбойника привезли в Эривань, и жители бросились смотреть на него. Полицейских наградили, а Дзюбенко эриванцы неофициально выразили сожаление по поводу «рискорбных» мер истребления разбойников. «Я до сих пор не могу объяснить себе этого прискорбия», – комментирует Василий Афанасьевич этот эпизод.

…Зимой 1844—1845 года в Обдорске, поселении Тобольской